Пост главы Минздрава грузин Александр Квиташвили занял в декабре прошлого года. Однако, несмотря на имидж реформатора, министр-«варяг» к украинским реалиям оказался не готов. В войну против него включились разные группы влияния в медицинской отрасли, и, первым делом, новый глава МОЗ подвергся обвинениям в срыве поставок жизненно важных препаратов в Украину. В итоге фракция БПП, по квоте которой Квиташвили и попал в Кабмин, в конце июня предложила рассмотреть вопрос его замены. Дабы не тянуть резину, Квиташвили подал в отставку сам, заявив, что система упорно сопротивляется изменениям. По мнению министра, в Украине практически все пытаются лоббировать собственные интересы, и так беззастенчиво это не делается нигде в мире.
Напомним, что в ответ на недовольство рядом нардепов реформами в Минздраве премьер-министр Арсений Яценюк распорядился провести служебное расследование относительно Квиташвили, его первого зама Александры Павленко и других должностных лиц. Проверку деятельности проводило Национальное агентство по вопросам государственной службы. В состав комиссии также вошли 14 народных депутатов.
В результате проверки был выявлен ряд нарушений: не приняты необходимые кадровые решения, не составлен план госзакупок лекарств на 2015 год, не проведена перерегистрация лекарств, не отправлен за рубеж ни один участник АТО и так далее. Помимо прочего, шла речь об обнаружении комиссией фактов координации Александрой Павленко без соответствующих полномочий работы Управления фармацевтической деятельности и качества фармпродукции, а также ее вмешательства в процесс государственной регистрации лекарственных средств в Минздраве.
В обнародованных материалах расследования говорилось, что Квиташвили не соответствует занимаемой должности, а Павленко должна быть уволена.
И Квиташвили, и Павленко уже опровергли вынесенные обвинения. Министр со своей стороны также назвал решение комиссии «искажением реальных фактов», а ее действия «предвзятыми и противоправными», и обратился в Окружной административный суд Киева. С целью, как говорит он сам, оспорить не результат, а правомерность процесса.
Однако, несмотря на «вердикт», вынесенный «варягу», вопрос о его отставке застопорился. К нему вернулись лишь в сентябре. За соответствующее решение депутаты голосовали 4 раза, но уволить неугодного министра так и не смогли. На то, что нардепам удастся это сделать на следующей пленарной неделе, надеется сам Александр Квиташвили. Как признается он, при любом раскладе, с нынешним профильным комитетом в парламенте, где сконцентрировались его оппоненты, ему уже не сработаться…
«Почему не проголосовали за мою отставку, я не понимаю»
17 сентября Верховная Рада несколько раз пыталась отправить вас в отставку, но безрезультатно. В чем причина?
Да, с четвертого раза меня не смогли отправить в отставку. Я, честно говоря, не могу понять сам, как это, вообще, возможно, когда человек пишет заявление, а потом депутаты не голосуют. Тем более, я там выступал и сказал, что в течение последних трех месяцев невозможно было работать с руководством профильного комитета в Верховной Раде. И, если даже раньше у меня и были какие-то сомнения в целесообразности моей отставки, то сейчас они полностью рассеялись.
Из ваших слов следует, что когда вы только писали заявление об отставке, желания покидать пост у вас не было…
Тогда была критика.
… и только сейчас вы действительно захотели уйти?
Я и тогда хотел. Я написал заявление 2 июля. Я сказал: раз уже есть ко мне вопросы, о доверии, то уже понятно, что дальше мне работать будет очень трудно. Тем более, с самой большой фракцией в парламенте, которая выдвигала меня на этот пост, и которая в итоге и подняла этот вопрос (в конце июня этого года фракция БПП инициировала рассмотрение вопроса относительно работы министра здравоохранения, - «Главком»). Это обыкновенная в данной ситуации логика: надо уходить. Пусть они найдут кого-нибудь другого... Но потом голосования не было ни в июле, ни в августе.
За вашу отставку хотели голосовать 15 сентября. По крайней мере, этот вопрос анонсировался. Однако тогда все «сорвалось» из-за того, что вас не было на территории Украины. Где вы были?
Это был один день, когда голосовали и не проголосовали за отставку вице-премьера Валерия Вощевского. Я в тот день был в Вильнюсе. Ездил туда на полтора дня, на заседание европейского комитета ВОЗ.
После того, как вы написали заявление, вы общались с Порошенко?
С Президентом был разговор. Но об этом мы с ним не разговаривали. Однако по этому поводу я еще в июле встречался с главой Администрации президента Борисом Ложкиным.
Расскажите, как проходила эта беседа.
Я сказал, какая логика у меня была, почему я написал заявление. Они все прагматичные люди, им было всем понятно. Однако после голосования в Раде мы не говорили.
С Яценюком по поводу вашего решения уйти общались? Он хотел вас уволить? Или просил остаться? Как премьер оценивал вашу работу?
Яценюк ничего не просил. Я ему сказал о своём решении, и он согласился с моими доводами. Не было никаких оценок.
Что вам говорил премьер по поводу результатов нашумевшей проверки в ведомстве?
Проверка или расследование – это абсолютно нормальная форма контроля. Но у нас было два расследования. Одно – закончилось в конце мая. И второе – началось в июне.
И вот заключение комиссии по второму, которое началось в июне, и в котором приняли участие 14 депутатов, мы оспорили в суде. Было публичное обсуждение. Я выступал по этому поводу. Было видно, что на результат расследования товарищи депутаты влияли. Вопросы, которые расследовались и в первый, и во второй разы были фактически идентичны. Но результатом первого расследования стал высокопрофессионально написанный акт, который давал нам рекомендации, что изменить. А во втором просто были какие-то рассказы и истории.
И первое, и второе расследование проводилось Нацагентством госслужбы.
Да. Но во втором в комиссию были еще включены вот эти 14 депутатов.
Действия комиссии, проводившей расследование, вы уже называли предвзятыми и, собственно, поэтому и обратились в окружной административный суд Киева…
Я хотел оспорить не результат, не сам акт, а, вообще, правомерность этого процесса. Потому что там были одни вопросы, которыми должно было заниматься расследование. Но потом депутаты предложили добавить еще свои вопросы. Вышла большая чехарда.
Вот по поводу акта я как раз говорил с премьером, и мы приняли решение публично обговорить его. Это было открыто, при прессе. Сначала служба рассказала, что они там нашли. Потом мы уже давали свой ответ.
«Бюджетные деньги – не на финансирование именных программочек»
Объясните, что, вообще, происходит между профильным комитетом Верховной Рады и Минздравом? Вы сегодня друг друга обвиняете в срыве медицинской реформы. Что не поделили?
Никаких кардинальных разногласий у нас не должно быть. Потому что другого варианта, кроме как идти путем реформ, нет. Где-то до мая у нас были нормальные отношения, мы работали без проблем. Что случилось дальше – вопрос. Я могу сказать, что не от меня это все инициировалось. Но ситуация поменялась.
Что конкретно изменилось с мая?
Отношения стали тяжелее. Я всегда открыт к конструктивной критике. Но когда имеет место критика для критики – это для меня не понятно. Начались какие-то нападки на министерство: вот все не так делаем, начались эти расследования.
Я не знаю, чем я кому-то насолил. Но я человек практичный. Когда ко мне приходят и говорят: «Вот у меня есть такая маленькая целевая программка, интересная, которую нам нужно профинансировать», я всем отказываю. Потому что бюджетные деньги – не на финансирование каких-то собственных именных программочек.
То есть вы связываете ваш конфликт с комитетом с тем, что вы кому-то отказали в финансировании программы. Кому? Кто с какими предложениями приходил?
Очень многие депутаты. В том числе, и те, которые работают в профильном комитете.
Конкретнее?
Например, у госпожи Богомолец есть программа «80+». По этой программе надо купить несколько автобусов, машин, которые будут разъезжать по стране, мерить давление и раздавать пилюли для тех, кому 80+.
Сколько на это нужно было бы выделить средств?
Не знаю. Я на это серьезно даже не посмотрел. Такую вещь можно делать перед выборами. Один раз и все. Потому что надо иметь деньги на то, чтобы потом сохранить всю эту систему. Нужно ж не только купить автобус, но еще же и управлять всем этим. Кто будет этим владеть? Кто будет маршрутизацию делать? Эффект потом какой будет?
Вы Ольге Богомолец так и сказали: это не серьезно?
Я высказал свою точку зрения: это будет стоить очень дорого и не будет иметь эффекта. Хотя я сказал, что, если она, например, сможет найти донора, который заинтересуется этим проектом, пожалуйста, мешать не буду. Но и выделять на это деньги тоже не буду. Это не реформа системы здравоохранения, это просто какая-то программа.
Кто и с чем еще к вам приходил?
У господина Мусия тоже был свой маленький «проектик» по реестру пациентов. Он просил меня собрать рабочую группу. Я собрал: посидел, послушал, почитал, что они там написали. Сказал, что есть проект Всемирного банка по созданию этого реестра и всех этих баз, и мы не будем отдельно что-то делать. Будем ждать, когда банк объявит конкурс. И если их компания эту группу заинтересует, пусть она подается на открытый тендер. Но параллельно финансировать что-то не стоит. Не знаю, Мусий обиделся на это или не обиделся. Я не помню, какой там бюджет, но точно не маленький. Потом еще другой депутат, который тоже был в этой группе, писал, что я не собирал группу и завалил всю работу.
Понимаете, какая ситуация? Есть вроде у людей хорошие идеи, они тебе рассказывают, а под конец говорят: а у меня ж вот, кстати, и исполнитель есть, который мог бы это сделать. Я тогда теряю интерес и перехожу на другие вопросы. Это уже не серьезно для меня.
Кого в качестве исполнителя вам предлагала Богомолец, например?
Не-не-не. У нее просто была идея, на которую у нас не было ни денег, ни возможностей, и я ее не поддержал.
У нее еще была своя программа «25 шагов к счастью», вроде тоже какая-то концепция реформирования, которую она делала тогда же, когда и мы делали свою стратегию… Ну, в общем, там странные какие-то движения были…
«Я тоже человек, у меня тоже нервная система есть»
Вы вот говорите, что у нардепов профильного комитета не реформы, а «целевые программки». Почему же Минздрав сам не сдвинул реформы с места?
Министерство не может начать реформы, если не будут внесены изменения в ряд законов. Иначе это невозможно. И когда я говорил о компетентности руководства комитета в сессионном зале, как раз это и имел в виду.
У нас с ними разное понимание реформ. То, что мы предлагаем, поддержано Всемирным банком, разными общественными группами, Международным валютным фондом, донорами, всеми. Другого пути нет.
Есть вопрос некомпетентности. В ближайшее время я буду встречаться с фракциями и постараюсь вынести этот пакет в зал на голосование. Рискнем. Но что показывает их серьезную некомпетентность? Все зациклились на вопросе хозяйственной формы больниц. Это ничего не меняет. Для нас главное – это система финансирования системы. Сегодня мы финансируем койко-место, штатное расписание и так далее. Правильно финансировать услугу. То есть делается бюджет и государство платит за услугу, которую оказывает больница. Для того чтобы эта система работала у больницы должна быть возможность распоряжаться деньгами самой и легализовать те доходы, которые у нее и так, как мы знаем, есть, – через благотворительные фонды, через больничные кассы, через все, что стараются придумать, лишь бы обойти запреты.
Один депутат мне сказал: «Какие это законы? Надо сразу принимать закон о страховании». Ну, товарищи, это же не детский сад. Можно принять любой закон. Можно принять закон о том, что мы будем переселяться на Луну в 2022 году, но это не будет работать. Пока нет изменений в автономизации больниц, финансировании системы, никакая страховка не будет работать. Невозможно прыгнуть, пока не научишься ходить. Когда я говорил о компетентности, я говорил о понимании, какие шаги нужно делать первыми.
Однако нардепы отмечают, что разработанные министерством законопроекты, предусматривающие предоставление медучрежденям автономного управления, на самом деле, осчастливят олигархов, бизнес-элиту и некоторых главврачей.
Сейчас это все уже перешло в политическую составляющую. Господин Мусий, как заевшая пластинка, повторяет одно и то же: это скрытая приватизация и так далее.
Ну, не только Мусий. Богомолец, в частности, отмечала, что этот пакет дает возможность постепенно получить в собственность государственную сеть медучреждений через механизм их банкротства.
У нее же своя частная клиника есть. Так почему она боится такой же ситуации у кого-то другого? Но не в этом дело. Мы же сказали: все эти риски уберем. Главное научное экспертное управление Верховной Рады нам давало рекомендации. Откуда депутаты решили, что есть риски? Они просто прочли эти же рекомендации.
Как конкретно вы намерены эти риски убрать?
Смотрите, там написана такая фраза: хозяйственная форма медучреждения может быть коммунальная, государственная, прибыльная, неприбыльная и так далее. И еще там написано: акционерное общество или ЛТД. Или! То есть это перечень всех форм хозяйственной деятельности, которые предусматриваются законом. Эту форму выбирает местная власть. То есть она говорит: вот мы хотим, чтобы это учреждение было коммунальным. А депутаты, значит, зацепились за то, что вот там написано ЛТД, и это риск. Хорошо. Уберем. В перечне не будет ЛТД и не будет акционерного общества.
Вторая проблема, которая всех взбудоражила. Там было написано: медучреждения могут хранить деньги на счетах Казначейства (это суицид, но если они хотят – хорошо), в государственных и в частных банках. Началась истерика: частные банки нельзя. Ну, хорошо. Пожалуйста, уберем. Только Казначейство и только госбанки.
Но это все элементарные вещи, которые запросто изменить. Можно было принять пакет в первом чтении, а до второго чтения все это просто убрать. Но не хотят.
Вы общались по этому поводу с руководством и членами комитета? Говорили им: ок, замечания принимаются? Что они вам отвечали на это?
Я тоже человек, у меня тоже есть нервная система. Вы просто не были на этих заседаниях комитета. Первое заседание, которое было еще в июле, просто было настолько цинично, что я встал и ушел.
Что конкретно вас возмутило?
Там было полтора часа выделено на 6 или 7 вопросов. У Ольги Богомолец там было 20-минутное вступительное слово про все. То есть 20 минут потеряли на это. Потом голосовали еще 20 минут для того, чтобы вопросы, которые были в конце перечня рассмотреть, в первую очередь. И потом не успели дойти до законопроектов. Вообще. Перенесли рассмотрение.
Потом пришел сентябрь. В принципе, такая же история. Говорили о многом. До законопроектов все-таки дошли. Но господин Мусий сказал, что у него есть альтернативный законопроект (по реорганизации больниц, - «Главком»), и надо его тоже обсудить. Обсудили наши (Минздрава) законопроекты, потом пришлось прервать заседание – времени не хватило. Снова перенесли его на две недели.
Ваше мнение: процесс тормозится умышленно?
Я их приглашал: официально, в письменном виде разослал членам комитета просьбы нормально, без эмоций встретиться, просто поговорить.
И что?
Из 12 человек в комитете к этому были готовы только трое или четверо.
Кто именно?
Ирина Сысоенко («Самопомич»), Константин Ярыныч (БПП), Татьяна Донец («Народный фронт») и вроде бы Игорь Шурма («Оппозиционный блок»).
Кстати, во время своего выступления в Верховной Раде, говоря о медицинской мафии, вы назвали фамилии Мусия, Богомолец, Бахтеевой, Шурмы. Это вы оговорились?
Слушайте, я никогда в жизни не оказывался в такой ситуации, когда 100 человек кричат, прыгают вокруг, как дети. Я даже не понимал, что там происходит. Одни кричали: «Прізвища, прізвища!». Другие – что-то другое. Третьи – что-то третье. Я не понял. Говорю: «О чем вы спрашиваете? Мафия? Какая мафия?
Зачем вам нужна мафия? Посмотрите на собственный комитет – там люди, которые проголосовали против нужных законов. Забудьте о какой-то там эфемерной мафии и виртуальных людях, которые сидят и всеми правят. Вот есть конкретные 8 человек, которые голосовали против, и поэтому мы не можем начать реформы». И потом я их фамилии перечислил. Но я не ассоциировал это так.
Меня потом спросили: почему вы их мафией назвали? Я говорю: я, вообще, словосочетание «мафия», даже говоря о фарминдустрии, не употребляю. Потому что это не правильно, не этично, и фарминдустрия, какая она ни есть, хорошая или плохая, - это огромная индустрия, которая делает большое дело.
«Мой предшественник смог сделать так, что министерство воевало со всеми»
Насколько тяжелее по сравнению с Грузией проводить реформы в Украине?
Сравнивать очень трудно. Я сейчас объясню почему. В Грузии работала прямая президентская вертикаль. Грузия не была парламентской республикой. Там основные полномочия возлагались на правительство. У исполнительной власти там было намного больше рычагов, чем сегодня в Украине. Парламент был маленький – не 450 человек. И у власти там было конституционное большинство. Проводить законы было легче.
Тем более что в 90-х годах в Грузии уже было начато движение по упрощению законодательного поля. Было очень много законов, который сливались в один закон. Этот процесс шел, и потом, когда мы пришли к власти, это еще быстрее пошло. Проблема Украины еще и в том, что здесь есть очень много законов, которые регулируют очень узкое направление. Так не только в здравоохранении. И чтобы какие-то изменения делать, нужно менять законы. А у правительства, у исполнительной власти очень мало возможностей для маневров для принятия решений. Я не критикую существующую систему. Просто объясняю, почему здесь процесс реформ идет медленнее. По любым вопросам нужно идти в парламент.
Нет единства, необходимого для продвижения реформ.
У нас через парламент проходит только 32% правительственных законов. То есть две трети проектов не проходят. Если посмотреть на страны, которые реформировались быстро, Грузию или Словакию, там эта цифра - 95-100%. Здесь трудно работать со всеми.
Нельзя сейчас в кого-то там пальцем тыкать и говорить, что он виноват. Это такая система, которая была выстроена не для реформ, а для того, чтобы изменений было меньше.
Поэтому, я думаю, что нужна конституционная реформа, надо иметь более мобильный и профессиональный парламент. Плюс, еще проблема бюрократии, когда процессы тянутся по 4-6 месяцев.
Минздрав в Украине – это пороховая бочка. За годы независимости Украины в ведомстве поменялось два десятка руководителей. Вам, в принципе, на этом посту было комфортно?
Это везде так. При Саакашвили в Грузии было 7 или 8 министров здравоохранения. Это ненормально, но везде так. Это очень трудная работа. Но тут не имеет значения, в каком кресле ты сидишь: если ты начинаешь чувствовать себя комфортно – это очень хороший сигнал, что оттуда надо уходить.
Саакашвили, призывая вас уйти в отставку, отмечал, что «мало быть порядочным – надо действовать агрессивно», а вы такими чертами не обладаете. Да и сразу после вашего назначения депутаты профильного комитета характеризовали вас как профессионала, но не готового к украинским реалиям. Согласны с такими оценками?
Я очень уважаю мнение Саакашвили, очень долго его знаю. Но это его мнение. Я не думаю, что была нужна агрессия. Что мы видели? Минздрав стоял в стороне каким-то маленьким островком. Мой предшественник (Олег Мусий, - «Главком») смог сделать так, что министерство воевало со всеми – и с фармкомпаниями, и с другими...
Но, например, как можно принимать законы по регулированию или дерегулированию фармрынка, не работая с игроками. Это невозможно. Надо было выстраивать нормальные отношения. Выскакивать и кричать на кого-то, как Никита Хрущев? Нет. Здесь, наоборот, та сфера, в которой нужно иметь больше соратников, чем противников.
«Дарница» не участвует ни в одном тендере МОЗ»
Будем говорить откровенно, сегодня в кулуарах вас называют «свадебным генералом» в министерстве. Мол, «рулит» процессом, на самом деле, зам. В свою очередь, ваш предшественник Олег Мусий в интервью «Главкому» утверждал, что ему замов навязывали. К вам также спускали сверху?
Мне никто никого не навязывал.
Несколько дней назад председатель благотворительного фонда «Пациенты Украины» Дмитрий Шерембей отметил, что вы вынуждены были набрать к себе в команду людей из фармацевтической компании «Дарница».
Интересно, кого именно из компании «Дарница» он имел в виду. Но не важно. У меня было около 180 резюме. Администрация президента объявила, что мы набираем новых людей – и эти люди послали свои CV. За первые две я недели встретился с 16 или 17 кандидатами. Много людей было, с кем я встречался. И одной из этих была Саша Павленко (нынешний первый заместитель Александра Квиташвили, - «Главком»)…
Некоторые парламентарии из профильного комитета как раз и отмечали, что она занимается лоббированием интересов «Дарницы», подконтрольной нардепу Глебу Загорию. Как известно, Александра Павленко ранее оказывала адвокатские услуги фирмам Загория.
Ну, знаете, адвокат – это человек, которого можно связывать с кем хочешь. Если идут такие обвинения – то пусть мне покажут на примере: что сделал Минздрав и что сделала конкретно Павленко в пользу «Дарницы» или кому-то другому. Если таких фактов не существует, то это беспочвенные разговоры.
Я не адвокат «Дарницы» и не собираюсь этим заниматься, но «Дарница» не участвует ни в одном тендере, которые министерство проводит...
Ваш другой зам Виктор Шафранский ранее был связан с фармбизнесом...
Шафранского я интервьюировал и принял решение, что он должен быть моим замом из-за его профессиональных качеств. Мне никто его не навязывал.
Далее. Игорь Перегинец – это второй мой зам. Он «связан» со Всемирной организацией охраны здоровья. Я его упрашивал, не знаю сколько часов!
И все же. Вот вы уже второй раз подряд подаете на должность руководителя Государственного экспертного центра Минздрава (уполномоченное МОЗ специализированное экспертное учреждение в сфере доклинического изучения, клинических испытаний и государственной регистрации лекарственных препаратов, - «Главком») кандидатуру Ивана Бавыкина, который работал помощником все у того же Загория…
Это не совсем правильная информация. У нас была комиссия из 13 или 14 человек, было больше 20 кандидатов, всех выслушали, у всех была возможность представить нам презентацию. Господин Бавыкин, как он сам рассказывал во время интервью, работал полтора месяца как эксперт, приглашенный в комитет, в котором работает депутат Загорий. Он проработал там 30 или 40 дней и ушел где-то в марте или апреле. Работал он там только по одному конкретному вопросу. Все это время господин Бавыкин работал в Государственной службе по лекарственным средствам. Его презентация, его видение было принято голосами комиссии как самое нормальное.
Но в Украине найти кого-то, про кого можно сказать, что он с кем-то не связан, практически нереально.
Вы жаловались, что в Украине практически все пытаются лоббировать собственные интересы, и так беззастенчиво это не делается нигде в мире…
Я вам даже привел примеры.
Да. Расскажите, обращались ли к вам с предложениями представители фармбизнеса или его лоббисты.
Фармбизнесу это не нужно. Здесь уже настолько рынок поделен, что конкуренция не очень большая. Сами фармкомпании этим не занимаются, им это не интересно. В основном, как я уже говорил, ко мне приходили народные депутаты, у которых есть какие-то идеи, и у которых потом появляется какой-то «хвостик» с бизнесом.
Пытался ли как-то лоббировать свои интересы нардеп Николай Мартыненко? Мусий рассказывал о его связи с фармбизнесом через брата.
Вообще не знаю, кто это. Никогда не видел и не встречался.
«Я не верю в ручную регулировку цен»
Как, вообще, можете оценить ситуацию на фармрынке в Украине? Почему такой разный уровень цен в аптеках? Как этот вопрос урегулировать?
Здесь нужно подходить комплексно. Я не верю в ручную регулировку цен – это не работает. Цены падают при здоровой конкуренции рынка. Это аксиома открытого рынка. Или у нас есть открытый рынок, или у нас нет открытого рынка. Посредине быть невозможно.
Существующее регулирование уже вышло за рамки защиты прав потребителей. Например, мы собираем 7% импортный сбор от импортных лекарств. Я не могу понять фискальный эффект для государства, что это дает. Но я могу вам сказать точно, как это бьет по потребителю. Потому что в конечной точке, в аптеке, это уже не 7%, а где-то 19-20%. А есть еще другие вещи – как зарегистрировать в аптеку, лицензирование всего этого, надо ехать в Киев… Много чего.
Надо просто такой гильотиной взять и снести все это. У нас была попытка сделать это все в прошлом году, в декабре, но тот же комитет рады не пропустил этот законопроект (об упрощенной регистрации импортных лекарств, - «Главком»).
Кому-то же было выгодно его не пропустить?
Да, конечно. Это называется лоббизм. Большие компании всегда лоббируют свой бизнес и всегда будут этим заниматься. Без этого невозможно. Это очень хорошо организованная группа бизнеса не только в Украине – во всем мире. Они правят здравоохранением. И в Америке, и в Европе, и везде. С ними нельзя воевать. Они всегда найдут возможность обойти эту систему. Они очень инновационны. С ними нужно работать. Нужно предложить такой вариант, который будет всем выгоден. Вот у нас сейчас каждый вторник собирается группа, в которую входят, в том числе, представители и местной фармации, и импортеры, которые разрабатывают изменения, нужные обеим сторонам. По-другому это не получится.
А цены… Надо открывать рынок.
Почему вы можете доверять vesti-ua.net →
Читайте vesti-ua.net в Google News
