Аналитический Центр Юрия Левады («Левада-Центр») – одна из влиятельнейших социологических компаний России. Центр был основан в 2003 году не без скандала. Тогда совет директоров «Всероссийского центра изучения общественного мнения», крупнейшей социологической компании страны, отправил в отставку одного из своих руководителей, Юрия Леваду. С этим решением не согласилась значительная часть коллектива, которая впоследствии и основала негосударственную компанию, вскоре известную всем как «Левада-центр».
Второй крупный скандал, связанный с «Левада-центром» случился в 2013 году. После введения в действие так называемого закона о деятельности некоммерческих организаций в России, Генпрокуратура РФ начала проверки Центра, которому вменяли участие «в политической деятельности». Тогда следователи установили, что социологическая компания получала деньги от американского института «Открытое общество», а также от организаций из Италии, Великобритании, Польши и Кореи. А это, в свою очередь, ставило компанию под угрозу санкций и ярлыка «иностранный агент». В самый разгар скандала, после начала проверок «Левада-центр» обнародовал данные о том, что более половины россиян согласны с оценкой «Единой России» как «партии жуликов и воров», а также о том, что россияне не доверяют правительству Дмитрия Медведева. Кремль вынуждал социологов отказаться от финансирования из Запада, с чем руководство Центра было вынуждено согласиться.
Российские оппозиционеры часто обвиняют крупные социологические компании РФ в ангажированности и искажении результатов исследований. Некоторые призывают и вовсе не верить информации, которую публикуют социологи. К примеру, некогда российский либерал, а нынче подданный Хорватии Гарри Каспаров считает, что не стоит говорить о репрезентативности социологических опросов в РФ, «поскольку вся система и пропагандистская машина подконтрольные одному человеку - Владимиру Путину». Вместе с тем, не жалуют социологов и в Кремле. Как рассказал директор «Левады-центр» Лев Гудков, время от времени с проверками приезжают представители МВД и прокуратуры, которые он расценивает как «средство политического давления».
В интервью «Главкому» Лев Гудков рассказал, почему россияне считают, что политика государства должна строиться на лжи, почему при всей любви и симпатии к президенту, менее 20% готовы защищать Путина от обвинений в коррупции, а также о том, с чем связано стремление российского общества к самоизоляции.
86% россиян одобряют действия Путина, а 60% граждан РФ считают, страна движется в правильном направлении. То есть падение рубля и сокращение доходов люди считают «правильным направлением»?
Мы в наших исследованиях фиксируем довольно заметное расхождение символической поддержки агрессивной неоимперской политики Путина в отношении Украины, поддержки антизападного курса, риторику одобрения аннексии Крыма и скрытую, лицемерную поддержку войны на Донбассе. Это один комплекс вопросов и массовых установок. Второй – это оценки экономической ситуации, ожидания будущего, которые резко ухудшились в конце прошлого года – начале января 2015-го. Это был очень заметный спад.
Вообще говоря, индекс потребительских настроений и ожиданий идет вниз. Но последние два месяца, начиная с марта-апреля, это падение остановилось, поскольку рубль стабилизировался. Сейчас внутренняя пропаганда направлена на то, чтобы убедить население, что самое тяжелое время пройдено, кризис достиг дна и сейчас начнется рост. Экономисты говорят, что это временно. Во всяком случае, мы фиксируем очень серьезный и редко наблюдаемый разрыв между политической поддержкой и оценками экономической политики. Эти уровни очень сильно различаются.
84% россиян считают, что у их страны есть враги. Откуда такие настроения?
Если брать длительный период с начала наших измерений, то в 1989 году всего 13% говорили о том, что у страны есть враги. Похожие данные тогда были как в Украине, так и в России. Большинство тогда говорило, мол, зачем искать врагов, когда все проблемы связаны с нами самими, с нашей системой, с нашим прошлым? Постепенно, по мере нарастания внутреннего кризиса, связанного с реформами, распадом советской системы нарастали мнения, что политика демократов, политика реформаторов инспирирована Западом. Постепенно в массовом сознании начало нарастать ощущение зависимости от Запада, враждебного давления и ощущение, что страна окружена врагами. Старые комплексы осажденной крепости были характерны еще для Советского времени. Путин в момент своего прихода в очень большой степени опирался именно на такие представления, такие настроения людей. С приходом его к власти эти настроения подскочили с 13% до 75%. Спадать такие настроения начали в наиболее благополучный период 2007-2008 гг. Но в последние годы с нагнетанием антизападной, антиукраинской пропаганды и с антипропагандой в отношении либералов внутри России, эти настроения резко усилились. Вот и получается, что сегодня 84% людей, отвечая на вопрос о том, есть ли в стране враги, говорят утвердительно. По большей части это, конечно, внешние враги, но и внутренние враги тоже достаточно часто указываются.
Аннексия Крыма и война на Донбассе существенно подняли личный рейтинг Путина. Это рейтинг персонально Путина, или рейтинг мифа «собирателя земель»?
Это очень трудно отделить между собой. Потому что, собственно, Путин и символизирует эту политику. Это неоимперская политика, политика защиты от враждебных поползновений Запада, враждебных планов Запада. При этом само отношение лично к Путину остается достаточно двусмысленным. Путин вне этой символической плоскости внешней политики воспринимается достаточно реалистично как глава коррумпированного режима, включенного туда, или вынужденного считаться с коррумпируемой бюрократией. Вот это как раз критические оценки в отношении его. Но вот что касается внешней политики, то тут, безусловно, доминирует полное одобрение. Это как раз политика антиукраинская, антизападная.
Сначала, с одной стороны преобладало одобрение его политики, связанное с тем, что он как бы защищал своих соотечественников, русских, живущих на Востоке Украины. То есть преобладала идея разделенной нации, почти нацистская идея.
Ну а с другой стороны, это укладывается в контекст патерналистского отношения к государственной власти. Как бы государство не бросает своих, защищает, заботится. Это тоже получило одобрение.
Большинство россиян, согласно опросам «Левады-центра» считают, что война на Донбассе – это война между США и Россией, которая ведется руками украинцев. Почему люди не верят фактам, опубликованным в том же докладе «Путин. Война» о том, что в Украине воюют россияне, или видеокадрам с пленными российскими военнослужащими?
Между прочим, повторяется то же самое, что было с Грузией в 2008 году. Там пропаганда точно так же интерпретировала эту войну. Мол, эта война не столько экспансия России, не столько конфликт с Саакашвили, сколько именно конфликт, или противоречие между США и Россией. США, согласно этому, вытесняют Россию с традиционных зон влияния, а Саакашвили как бы является здесь марионеткой.
Что касается доклада, о котором вы говорите, то он практически неизвестен (общественности). Существует полная монополия, полный контроль над информационным пространством. СМИ у нас сегодня превратились в орудия пропаганды. Никой другой информации (кроме официальной) для основной массы населения практически не поступает. Альтернативными каналами пользуются максимум 6-10% населения. Люди просто не знают и не имеют альтернативной интерпретации событий, в особенности в провинции. Все-таки у нас страна большая, растянутая, 2/3 населения живут там, куда альтернативные СМИ просто не дотягиваются.
В то же время, 38% респондентов считают, что даже если в Украине воюют российские солдаты, Россия правильно делает, что не признает этого факта. Другими словами, больше трети граждан России увены, что политика государства должна строиться на лжи?
Да, это именно так, вы абсолютно правы, говоря об именно такой интерпретации. На войне как на войне. В такой геополитической игре, которую ведет Кремль, считается, что прав тот, кто сильнее. Это абсолютно аморальная позиция, но ведь о моральности сегодня и не приходится говорить. Люди знают, что там воюют (на Донбассе воюют россияне), это не секрет, но считают, что правильным является поддерживать вот эту позицию.
Но ведь это осознанное желание быть в изоляции. Чем его можно объяснить?
Это стремление к самоизоляции является очень характерным, оно связано с очень тяжелым комплексом национальной неполноценности, фрустрации и проваленной модернизацией, которая шла все эти 25 лет. Это очень сильные, очень болезненно переживаемые комплексы. Поэтому возможность освободиться от сравнений с Западом, давления Запада, прежде всего морального, правового – это очень сильный импульс массового сознания. Люди почувствовали себя более свободными, более облегченными, гордящимися. Градус самоуважения после аннексии Крыма резко поднялся.
О какой свободе вы говорите, разве здесь нет подмены понятий?
Имею в виду изоляцию от внешнего контроля. То есть я как-то к себе отношусь и мне плевать, что вы думаете обо мне. Примерно такая позиция. Наглая, демонстративная, силовая, очень характерная для нынешнего политического класса в силу своей наглости позиция, принимаемая общественным мнением. Это поддерживается пропагандой. На массовом уровне это видно на примере георгиевских ленточек.
Треть опрошенных граждан РФ выступает за участие представителей самопровозглашенных лидеров «ДНР» и «ЛНР» в российской политике. Это означает, что россияне положительно относятся к людям, которые идут к власти с оружием в руках?
Это не просто люди с оружием в руках, это люди как бы отстаивающие национальные ценности и критикующие в этом смысле оппортунизм властей. Такое есть, так думают чуть меньше трети населения. Это те люди, которые настаивали на том, что любыми средствами нужно противодействовать Майдану, противостоять стремлению Украины к интеграции с Европейским Союзом. Это те люди, которые выступали против демократических преобразований на Украине, а это довольно устойчивый контингент довольно агрессивно настроенных людей. То есть это не просто сторонники русского национализма, это сторонники русской империи, или еще шире, как можно слышать, панславянского единства.
Эти настроения растут в обществе?
Нет, скорее можно говорить о медленном их ослаблении под влиянием санкций, под влиянием ухудшения экономического положения, ну и под влиянием осознания, что за это приходится платить снижением уровня жизни. Пока народ харахорится, бравирует, но, в принципе, градус агрессивности немного снижается, люди начинают уставать от этого. По последним замерам антизападные настроения пошли вниз и антиукраинские также начинают слабеть.
Вместе с тем, большинство опрошенных вашим Центром россиян ожидают дальнейшей эскалации конфликта на Донбассе. На чем основывается их мнение?
Конечно же, на информации, которая поступает из телевидения. Пропаганда продолжается, она очень агрессивная, очень демагогична. Как из «Золотого теленка»: «Шура не знал, что такое статус-кво, но ориентировался на интонацию». Вот люди и ориентируются на интонацию, как она меняется, так примерно это и воспроизводится в общественном мнении. Потому что адекватной картины реальности у них нет. Большая часть людей, несмотря на свою поддержку курса Путина, тем не менее, плохо представляют себе, что происходит на Украине. Поэтому здесь суггестия: внушение играет очень серьезную роль.
В октябре прошлого года вы говорили, что события, происходящие в Украине, представляют большую угрозу для режима Путина. Эта угроза остается, в чем именно она выражается?
Я говорил о том, что развитие успеха украинской демократии действительно представляло серьезную угрозу для путинского режима. Сейчас после волны патриотического подъема и новой консолидации эта угроза, на мой взгляд, временно снята. Посмотрим, как будут развиваться события в дальнейшем. Здесь приходится гадать, поскольку совершенно непонятно, как будет дальше. Экономическое положение в России экспертами оценивается как достаточно тревожное, и кризис явно будет нарастать. Соответственно, усиливается и внутренний репрессивный курс, цензура ужесточается. Думаю, ресурса поддержки Путину хватит до начала президентской кампании в 2018 году. Может, хватит и на то, чтобы выиграть президентские выборы со скандалами, фальсификациями и так далее. Но что будет потом, совершенно непонятно.
На вопрос что такое «Новороссия» в конце 2014 года 46% респондентов «Левада-центра» сказали, что это «исторически сложившийся регион на юге России». Сейчас лидеры самопровозглашенных республик на Донбассе заявляют, что проект «Новороссия» закрыт. Как россияне относятся к этому, кого считают виновным в таком финале?
Поскольку разговоры о «Новороссии» стали гораздо глуше и реже, то люди, в общем, забыли об этом. Не то, чтобы совсем забыли, но для них это потеряло актуальность. Они все-таки движутся в том информационном потоке, который задает пропаганда. У них, по существу, нет памяти о том, что было позавчера, нет представления о том, что будет в ближайшем будущем. Вот, перестали говорить о «Новороссии», и у людей круг слов и понятий постепенно вымывается. Актуальность этого сильно ослабла.
То есть закрытие проекта «Новороссия» граждане РФ не связывают с поражением Путина, который в самом начале конфликта на Востоке Украины призывал «услышать Донбасс»?
Вы ставите вопрос гораздо более определенно, чем он звучит в России. Вся проблематика, тем более свободных выборов, вообще не звучит у нас. Люди переносят свои представления о том, как обычно проходят выборы на ситуацию на Донбассе. А в России это полностью управляемые, дирижируемые выборы. У людей существует понимание, что выборы в Донбассе в данных условиях будут управляемые, дирижируемые, манипулированные как с одной, так и с другой стороны. Политический цинизм – это очень важная вещь, это последствия длительного существования при тоталитарном или теперь даже деспотическом режиме.
Согласно одному из последних опросов Левада -Центра, 74% не верят информации, которую чиновники РФ отображают в декларациях. Но ведь президент Путин так же не отображает десятки резиденций, самолетов и вертолетов, о чем говорилось в докладе Немцова еще в 2012 году. Почему рейтинг главы государства от этого не страдают?
Потому, что это связано с образом власти. Конечно, власть коррумпирована, власть мафиозная, власть эгоистична. Те, кто во власти – жадные и бессовестные, они заботятся только о собственных интересах. Это все сохраняется. Менее 20% (опрошенных) готовы защищать Путина и отрицать его причастность к коррупции. Есть немногие, которые говорят, что он, безусловно, причастен к злоупотреблениям, к коррупции, это от 10% до 16%. Около четверти говорят, что, наверное, это так (президент причастен к коррупции), но я об этом мало знаю. Еще около четверти говорят, что, скорее всего, это так, так как все политики, которые во власти, не чисты на руку. Вместе с тем, значительная часть людей говорит, что нет разницы, правдивы эти обвинения, или нет, важно, что при нем жить стало лучше. Такая вот размазанность (в ответах) – она очень характерна, это очень традиционный взгляд на эгоистичную, произвольную, на корыстную власть.
Какие отличия в рейтингах власти и президента страны в разных регионах РФ?
Региональная разница незначительная. Более важно – это тип поселения. В мегаполисах уровень критичности гораздо выше, особенно в Москве. В средних городах, или в селе поддержка власти выше. Связано это с виртуальной реальностью, прежде всего. Потому что в магаполисах люди сильнее включены в рыночную экономику, более информированы, более образованы, менее зависимы от государства. Такие люди считают, что в этой жизни они больше обязаны себе, своему труду, своим качествам. Чем глубже в провинцию, тем сильнее патерналистские настроения.
Если качество жизни в мегаполисах выше, а в глубинке - ниже, как объяснить тот факт, что именно в глубинке поддержка власти выше?
В провинции сохраняются советские представления. Провинция, периферия – это депо советских представлений. Наша провинция, как у вас на Донбассе, в очень большой степени сохранила всю старую отраслевую структуру населения и занятости. Ведь это предприятия тяжелой промышленности, осуществляющие поставки военно-промышленного комплекса. Люди понимают, что экономические реформы несут практически катастрофу для них. Никому ведь не нужна продукция старых заводов, они неконкурентоспособны. Единственное условие их выживания и сохранение существования – это поддержка государства. Реформы, в особенности экономические, связаны с деятельностью демократов, реформаторов и проклятым Западом, втягиванием этих районов в рыночную экономику, подрывающую саму основу их существования. Отсюда – очень консервативные настроения, зависть, возмущение, чувство несправедливости. Это еще и информационная зависимость. Если в Москве человек пользуется в среднем пятнадцатью источниками информации, то в селе, или в малом городе – это два-три, и как правило, только федеральные каналы.
В августе 2014 года общественные активисты пытались организовать так называемый «Марш за федерализацию Сибири», время от времени подобные инициативы звучат и из Калининграда. Сепаратистские настроения в России – это реальность?
Сейчас они очень слабы. Вообще-то говоря, все протестные настроения с началом кризиса пошли вниз. Это очень характерное явление, когда в первой фазе кризиса протестные настроения снижаются. Люди пытаются определиться с тем, что делать дальше, насколько серьезно приближающееся падение уровня жизни. Протест начинается только тогда, когда намечается выход из кризиса. Сегодня – первая фаза, поэтому уровень протестной активности низок. Это не только из-за усиления репрессий и атмосферы страха.
Вы хотите сказать, что люди ухудшение своей жизни не связывают с властью?
Отчасти связывают, но пока в меньшей степени. Пока главная причина ухудшения ситуации – падение цен на нефть и негативное влияние санкций Запада из-за Крыма.
Не секрет, что Путин имеет огромную поддержку, вторым в рейтинге с огромным отрывом идет лидер КПРФ Геннадий Зюганов - всего 7%. А кто из так называемой несистемной оппозиции пользуется наибольшей поддержкой, или имеет потенциал лидера?
Самым популярным остается Алексей Навальный. Хотя, действительно, заметен пропагандистский эффект, который его очерняет, дискредитирует, навязывает представление о том, что он уголовник, коррупционер, что уголовное дело вокруг него – это не политическое преследование, а вполне чисто уголовное дело. Это действует на людей, в особенности в провинции. В Москве как раз обратный эффект. Здесь у него поддержка довольно значительная. Все остальные потенциальные лидеры, в общем, малоизвестны обществу, поскольку их не допускают на телевидение, они имеют поддержку от 2 до 4%.
Итак, солько россиян поддерживают Навального?
В Москве за него все-таки проголосовало 27% (на выборах мэра Москвы в 2013 году). Сейчас этот рейтинг несколько упал. Его действия одобряют 15-18% в российской столице. По России рейтинг Навального колется от 6 до 8%. В то же время его негативный рейтинг гораздо выше - это 35-36%.
Кроме фактора отсутствия в телевизоре, в чем главная проблема российской оппозиции, почему ее рейтинги столь низки?
Главная причина, прежде всего, в том, что они не могут выработать убедительную, привлекательную для людей программу. Оппозиция ориентируется на интересы российского среднего класса. А для огромной части периферии, депрессивной, бедной, российская оппозиция не принимается во внимания, что является большой ошибкой. Вторая причина – эта полная блокада выступлений в публичной сфере. Они отрезаны от СМИ, единственное, что у них есть – это сети (Интернет).
В 2013 году «Леваду-Центр» грозились признать иностранным агентом, после чего вы отказались от иностранного финансирования. Как это сказывается на объективности и независимости ваших исследований сейчас?
Нас не признали иностранным агентом. Да, было предупреждение и угрозы признать. Мы отказались от грантов и существуем только на те средства, которые сами зарабатываем. В принципе, никак не сказывается отказ от грантов на объективности. Мы как организация независимы, не финансируемся ни государством, ни кем бы то ни было еще. Для нас репутация объективного и очень точного в своих измерениях центра крайне важна, мы не можем этим поступиться.
Где гарантия, что власть вас не контролирует, и почему вам можно доверять?
Здесь вопрос репутации. Тут дело не столько в самом качестве получаемой информации, хотя и в ней тоже, сколько в степени интерпретации и в характере интерпретации получаемых данных. Скорее, мы отличаемся в этом отношении. С некоторой поправкой все социологические центры показывают одни и те же результаты опросов с учетом формулировки и качества собираемого материала. Если возникает нежелательная для Кремля информация, прокремлевские СМИ просто не публикуют ее. Но мы стараемся публиковать все, что можно, если это некоммерческая информация. На этом и держится наша репутация.
Какова стоимость всероссийского социологического исследования?
Все зависит от размера, числа опрошенных, от длительности интервью. В целом цена анкеты по российской выборке составляет $30-$35. Стандартная выборка – 1600 анкет, то есть стоимость одного исследования составляет примерно 40, 50, 70 тысяч долларов.
Сталкивались ли вы в своей практике с попытками власти повлиять на результаты опросов?
После 2003 года на нас прямое давление не оказывалось, не считая проверок, которые были в 2013 году. Тогда у нас прошли четыре комплексные проверки. Проверяли тогда и прокуратура, и налоговая служба, и МВД, и Минюст. Время от времени такие проверки происходят. Я их рассматриваю отчасти и как средство психологического давления. Но сам процесс организации проведения исследования, в формулировку вопросов, конечно же, никто не вмешивается. То, что может сделать власть, – это ограничить сферу распространения результатов наших исследований. Скажем, на официальных каналах практически не появляется наша информация, если она кажется нежелательной для Кремля.
Например?
Представление о коррумпированности, депутатском корпусе, росте недовольства. Наши данные на Первом канале или Lifenews появляются только в том случае, если они показывают благоприятную картинку поддержки Кремля. Мол, даже «оппозиционный» «Левада-центр» подтверждает эту поддержку.
Многие российские оппозиционеры считают, что российские крупные социологические компании в отсутствии серьезной конкуренции являются зависимыми от власти, поэтому сознательно понижают ее рейтинги.
В этой среде (оппозиционеров) существует очень сильное сопротивление фактам. С одной стороны это условие самосохранения оппозиции, либерально мыслящих людей в России, с другой – это их слабое место. Все это означает, что действительно, оппозиция слаба, раздроблена, самовлюбленная и, в общем, не сильна в политическом смысле. Те мощные демонстрации протеста, которые были в 2011-2012 годах, как я и боялся, не дали результата. Именно потому, что они (оппозиционеры) не в состоянии сформулировать четкую программу действий, перевести моральный протест в ежедневную практическую политическую работу.
Кто инициировал сотрудничество «Левада-Центра» и КМИС, почему своим партнером вы выбрали именно эту украинскую компанию, в каких областях кроме опроса на Донбассе вы сотрудничаете?
В принципе, мы очень давно знакомы, еще с советских времен (с руководителем КМИС Владимиром Паниотто в частности – «Главком»). Мы доверяем друг другу, есть ведь профессиональная репутация, профессиональные интересы, есть желание снизить степень того безумия, которое сегодня есть. В моральном и профессиональном смысле важно поддерживать сложившиеся отношения, ибо очень не хотелось терять возможность сотрудничества с украинцами.
Что касается вопросов сотрудничества, то у нас немного разные возможности. Регулярность исследований украинских коллег гораздо ниже, чем у нас. У нас опросы идут ежемесячно, или даже чаще. Хотелось бы продолжать, в частности постоянно сопоставлять одни и те же вопросы, чтобы следить за изменениями массовых настроений. Очень важно задавать одни и те же вопросы потому, что только по ним можно смотреть динамику массового сознания.
В чем отличие работы социологии в самопровозглашенных республиках, насколько ответы граждан отвечают реальным настроениям людей в захваченных боевиками городах и селах Донбасса?
У меня нет оснований сомневаться в достоверности данных, которые получают наши киевские коллеги, Владимир Паниотто и другие. Я им вполне доверяю и очень высоко оцениваю их работу. Они показывают, что в Украине существуют очень сильные и значимые региональные отличия, связанные и с образом жизни, и с культурой, и с языком, и с историческим прошлым. Донбасс в этом смысле скорее похож на российскую глубинку, на российскую провинцию.
Но разве нет опасности для социолога, что люди, проживающие на оккупированных территориях, не говорят правду?
За исключением зоны непосредственно боевых действий, думаю, что процедура опроса ничем не отличается от той, которую используют социологи в мирных регионах. Что касается умалчиваний, то если люди отказываются отвечать, это очень важный фактор. Бывает, меня спрашивают, как можно проводить соцопросы при авторитарном режиме, искренне ли, правдиво люди отвечают на вопрос? Я им говорю, что совершенно не важно в данном случае, о чем говорят люди у себя на кухне, во время разговоров с женой или своими коллегами в курилке. Важно, как они себя ведут в публичном политическом пространстве. А здесь страх, если существует, оказывается очень существенным фактором. Есть коллективное мнение, к которому приспосабливаются, которое учитывается, к которому присоединяется огромное большинство населения. Это более значимо, чем, собственно, обычное, характерное еще для советских времен недовольство, жалобы на свою жизнь и прочее. Все недовольны, но все голосуют одинаково.
Каким образом социологи в результатах опросов показывают, насколько искренне человек ответил на вопрос, не солгал ли, как в исследовании учитываются те, кто отказался общаться?
Есть специальные процедуры, которые это учитывают. Мы всегда контролируем параметр отказывающихся от ответов. Если так, то задаем людям вопросы иного характера, то есть такие, которые не направлены на самого респондента. Спрашиваем, боитесь ли вы, всегда ли можете говорить правду? Есть целый набор подобных проверочных вопросов, которые позволяют понять, что человек сам думает и то, как предпочитает отвечать. Как правило, он не очень большой (процент людей, отказывающийся отвечать).
Так или иначе, страх не меняет саму структуру установки. Те, кто готов бояться, как правило, присоединяются к оппортунистическому, конформистскому большинству. Страх бежит впереди них и в этом смысле обеспечивает их лояльность и агрессию против тех, кто выступает с другим мнением. Поэтому есть очень высокая враждебность по отношению к российским либералам, оппозиции, к тем, кто выступает с критикой власти.
Проводите ли исследования в Крыму?
Мы пока в Крыму не проводим исследования. Во-первых, нужно сначала создать свои опорные точки, найти партнеров, проверить качество их работы. Во-вторых, мы отказывались от работы там по политическим причинам. Пока мы в раздумьях, нужно ли нам это, или нет. Ни в Крыму, ни на Донбассе мы исследования не проводили.
Что для россиян является самым главным в жизни, и какое место в рейтинге приоритетов занимает присоединение Крыма?
Самым главным считают вопросы выживания. Забота о детях, здоровья близких. Вот это круг действительно важных вещей, вокруг которых сосредоточены мысли и заботы россиян. Это реальные проблемы. Все остальное – это некоторое виртуальное пространство, о котором люди высказывают свое мнение, но это всегда менее значимое.
Но ведь не менее трети опрошенных граждан говорят, что регулярно следят за событиями в Украине, на Донбассе в частности. Значит, считают это очень важным для себя?
Это значимое для них, касается их, еще и как! В то же время оно не касается их повседневной жизни, они не чувствуют с этим непосредственной связи. Такую прямую причинно-следственную связь осознают только более образованные группы населения. Это, как правило, население мегаполисов, людей с высшим образованием. Для этого нужна некоторая самостоятельность мышления, а также некоторая дистанциированность от официальных каналов пропаганды.
Согласно опросу вашей компании, 40% россиян желают нормализации отношений с Украиной, вместе с тем 25% считают это возможным, только если Крым останется в составе России. Могут ли россияне изменить мнение на этот счет?
В ближайшее время вряд ли в этом смысле что-то может измениться. Может изменить появление других авторитетных точек зрения, это свобода информации, которой россияне сегодня лишены. В российском контексте это сегодня выглядит немного фантастично. Путин пока безальтернативная фигура, держится это все на насилии, на принуждении. Но таков порядок, нравится это или не нравится. Люди, в общем, принимают это как неизбежное положение вещей. Чисто конформистски или оппортунистически поддерживают ту власть, которая сегодня есть в России, присоединяются к мнению сильного.
Почему вы можете доверять vesti-ua.net →
Читайте vesti-ua.net в Google News
