Почему сегодня не следует восхищаться параллелями между Сечью и Майданом.
Не успел столичный мэр Виталий Кличко в эфире «Шустер Live» в пятницу рассказать, что достиг договоренности с сотниками Майдана об освобождении Крещатика и прилегающих улиц для свободного движения авто и людей, не успели на следующее утро коммунальщики и желающие киевляне выйти на своеобразную толоку по уборке центра города, как опять воспламенились шины, полетели бутылки с «коктейлями Молотова» и начались столкновения. Разумеется, все это имело не слишком масштабный характер и вызывало у киевлян, скорее, глум и пренебрежение, нежели гнев; а еще нынешние пародийные «боевые действия», как и врученный Кличко «меморандум», явно имели цель что-то выторговать у власти, какие-то компенсации за свой «героизм», за сидение в летнюю жару в камуфляжах посреди города…
Но не все так считают. Есть и апологеты нынешнего Майдана. Какой-то комментатор интернет-форумов под ником Pyotr Petrov написал: «Переодетые «мусора» и «ударовцы» разгоняют Майдан. Киевляне, запомните этот день. Сегодня вы потеряли свою Сечь…».
Что ж, киевский Майдан не раз уже сравнивали с Сечью. И сами участники акций протеста, и публицисты, и социологи. «Майдан-лагерь начала декабря 2013 года превратился в Майдан-Сечь в конце января 2014 года», – утверждали эксперты фонда «Демократические инициативы» и Киевского международного института социологии, проведя опрос майдановцев, который зафиксировал резкую радикализацию настроений оппозиционеров и их готовность стоять на смерть в случае силового варианта развития событий.
Результаты опроса обнародовали в первых числах февраля. Тогда же стартовал проект «Майдан-Сечь», в рамках которого общественных активистов должны были обучать, как работать в избирательных комиссиях, как строить в регионах гражданское общество, что делать в случае задержания милицией и тому подобное. На первый взгляд, странное сочетание: правовые нормы, освященные сечевой традицией. Но только на первый. Сечь – это не была безграничная вольница, это не был хаос, Сечь – это была организованная и управляемая структура, которая базировалась на «звичаєвому праві».
Кстати: один из известных экспертов из гражданского общества чистосердечно спросил у автора этих строк: «А что такое «звичаєве право»? Ты имеешь в виду мораль?». Пришлось ему объяснять на примерах, в том числе из известного (хоть и шовинистически-имперского) фильма Бортко «Тарас Бульба». Там казака, который по пьяному делу убил товарища, хоронят живьем. Казаки хорошо знают, как и за какое преступление нужно наказывать, хотя это ни в одной книге не написано. Но судопроизводство все равно происходит, исследует дело и выносит приговор. А если военные действия, то приговор может единолично вынести кошевой или гетман.
Поэтому не случайно один юрист совершенно серьезно предлагал превратить Майдан в ячейку вольности и демократии – в некую Майданную Сечь, которая постоянно будет стоять в центре Киева и станет грозой мракобесов-чинуш и карьеристов-политиков. Но развернулись известные всем кровавые события…
И схожесть Майдана с Сечью стала еще большей.
Схожесть эта продолжала расти и потом, когда один за другим на фронт пошли добровольческие батальоны, сформированные в разных регионах страны, но при непременном участии большего или меньшего числа бойцов Майдана. Ведь, как и Сечь, Майдан объединил выходцев из всех уголков Украины. Даже больше – и белорусов, и грузин, и армян, и евреев (не забываем, что в списке казацкой старшины было аж четверо Абрамовичей…), и крымских татар, и представителей других наций и этносов. Военная победа в борьбе против врага – казацкое дело…
Так что, потеряли киевляне свою Сечь или нет? Или, с другой стороны, и действительно нынешний Майдан так переродился, что его сечевые традиции совсем забыты и опорочены? Кажется, все не так просто. Нынешний кризис Майдана как раз и вытекает из его типологической схожести с той, давней Сечью, и определенной социокультурной преемственности от нее.
Дело в том, что историческая Сечь никогда не была однородной. Ни социально, ни ментально. В ней сосуществовали зажиточные, степенные казаки, которые имели свои хозяйства – зимовники – на контролируемой сечевиками территории – и бедная голытьба, «шапка-бирка, зверху дірка». Если возникала военная потребность, нередко на Сечь приходили реестровые казаки, крестьяне и горожане со всей Украины. Запорожцы не находились постоянно на Сечи, особенно зимой. Как правило, приблизительно десятая часть из них оставалась на Сечи, остальные рыбачили, охотились в плавнях, лугах, лесах, степях, выпасали скот, а с XVIII века – и занимались земледелием в своих зимовниках (поселениях хуторского типа на несколько семей). Ведущим слоем казачества был, говоря по-современному, средний класс, ведь казак должен был иметь все необходимое для военной службы за собственный средства; во время походов каждый мог получить достаточно трофеев, чтобы обеспечить себе достойные военные доспехи и средства на жизнь в мирное время.
Пропойцы и бездельники все быстро разбазарили, а «сознательные» сечевики либо же обзаводились хозяйством (это могли быть рыбные промыслы, скотоводство, чумачество, водяные мельницы и ветряки и тому подобное), либо же, если не хотели обременять себя хозяйством, жили из рыболовства и охоты, не пропивая саблю, ружье и коня. Голытьба же вынуждена была наниматься к более зажиточным казакам, чтобы как-то прожить в мирное время; кроме того, именно она формировала ватаги, которые занимались нападениями на купеческие караваны и чумацкие обозы…
Настроения голытьбы были переменчивы: она могла храбро сражаться с врагами при благоприятных условиях, а затем разбегаться, так как стоять против регулярного войска у нее было не с чем. Если ею жестко командовали сотники и полковники, ее изъяны можно было минимизировать; но без «сильной руки» это была толпа.
В политическом смысле именно эта голытьба была самой ненадежной. Скажем, после избрания гетманом Ивана Выговского, который ориентировался на показаченную шляхту, духовенство и состоятельное казачество, заключал союзы с европейскими государствами (Швецией, Молдовой, Волощиной, Семиградьем) и разорвал отношения с Москвой, последняя начала подстрекать казаков на восстание – мол, гетман намеревается «продать Украину Польше». Сечевая голытьба начала грабить хутора степенных казаков на юге Киевщины, а затем против Выговского (разумеется, на московские деньги) поднялись казаки Полтавского и Миргородского полков под руководством полковника Мартына Пушкаря и часть сечевиков во главе с кошевым Яковом Барабашем. К ним присоединились и так называемые «дейнеки» из числа сельского и городского плебса. Это восстание Ивану Выговскому с помощью крымских татар удалось подавить, но потом он в результате усилий Москвы и промосковских сил таки утратил булаву…
Я привел этот исторический пример для того, чтобы сегодня не восхищались параллелями между Сечью и Майданом; Сечь была разнородной, и когда в поход из нее выходили ударные, так сказать, силы, а оставались преимущественно оборованцы, которые не могли приобрести себе военные доспехи, то она, бывало, становилась объектом манипуляций со стороны внешних сил. Ведь за деньги и рюмку сечевая голытьба (по крайней мере, ее большая часть) готова была пойти хоть за чертом. А чаще всего – за Москвой. Не случайно советская пропаганда во всех своих формах – от кинофильмов и романов до якобы научных монографий – высоко возносила эту голытьбу и так поносила степенное казачество, которое на самом деле было опорой (в том числе экономической) как Сечи, так и Гетманщины.
Вот что стоило бы учитывать сегодня политикам.
Фото Бориса Корпусенка, Сергей Грабовский, День
Читайте срочные новости в Telegram