Общественный пейзаж в Украине отчетливо окрасился в защитные цвета. Люди в камуфляже стали элементом столичного ландшафта еще минувшей зимой, и с каждым месяцем увеличивалось число надевших униформу. Три волны мобилизации, возобновление призыва на срочную службу, добровольческое движение качнули общество в сторону милитаризации.

Неизбежно меняется и отношение к людям в униформе (причем не только в армейской или милицейской): от снисходительного и опасливого до восторженного и настороженного — единого мнения нет и быть не может в стране, прошедшей через острейший гражданский конфликт. «k:» попытались разобраться в том, как резкое увеличение количества людей в форме меняет общество, как общество меняет к ним отношение и, что не менее важно, — как форма меняет людей, сменивших на нее гражданские костюмы.

Во все времена одежда играла роль социального маркера. Так, во времена античности раб не имел права носить тогу. В законодательнице европейской моды Франции костюмы знати вплоть до Великой французской революции были подчеркнуто нефункциональными и именно это свидетельствовало об аристократическом статусе их обладателей. Однако после революции, когда принадлежность к высшим классам стала смертельно опасной, костюм французского аристократа радикально изменился, приблизившись ко вкусам третьего сословия.

Впрочем, расшифровка семиотики корпоративной одежды не всегда бывает столь прямолинейной. Так, в Британии, где футбол в отличие от регби считается пролетарской забавой, нынешние футбольные фаны одеваются в дорогую дизайнерскую одежду в стиле casual. Произошло это после того, как фанатов, первоначально носивших одежду марок, популярных среди британского рабочего класса, перестали пускать во избежание драк во многие пабы.

Украина — не исключение из общего правила. И отношение к форме в любом ее виде за последние годы менялось у нас несколько раз в полном соответствии с меняющимися историческими обстоятельствами.

От Дяди Степы до «Беркута»

Феномен корпоративной униформы никогда не бывает статичным: иногда он меняется резко, иногда отмирает незаметно для окружающих. Меняется не только корпоративная униформа, но и отношение к ней в обществе. Например, в СССР 50–60‑х годов человек в милицейской форме воспринимался как представитель народной власти. Назовем это феноменом известного литературного героя дяди Степы­милиционера, который и хулигана поймает, и белье, которое при стирке упустила в речку старушка, спасет.

Канул в небытие Советский Союз — и отношение в народе к человеку в милицейской форме поменялось на противоположное. Появилось множество спецподразделений, да и сама форма изменилась. Вместо невзрачного серого милицейского мундира советского образца — черная форма с яркими шевронами с «хищными» названиями подразделений, берцы и балаклавы. Человека в такой форме уже не столько уважаешь, сколько боишься.

Точно так же не все просто с людьми в белой униформе — врачами. Сначала архетип бескорыстного доктора Айболита уступил место фигуре человека, озабоченного лишь собственным карманом, когда при слове «врач» в нашей голове возникал образ не доброй тетеньки с фонендоскопом, а лощеного мужика средних лет, прячущего в карман форменного белого халата наши кровные. Но и тут за последнее время кое­что изменилось — общество увидело врачей, бесплатно лечивших раненых на Майдане и добровольно отправившихся в зону АТО.

Военная форма: больше вопросов

Ну и, конечно, особая статья среди людей в форме — военные и члены парамилитарных формирований. Вплоть до 70‑х годов прошлого века выйти замуж за офицера считалось удачей. Но со временем гражданские зарплаты подтянулись к военным, и куда заманчивее стало выйти замуж не за молодого лейтенанта, а за младшего научного сотрудника, который за те же двадцать пять лет может дослужиться до профессора. А уж когда после перестройки и шоковой терапии зарплаты военных стали просто мизерными, люди в военной форме, если только она не генеральская, и вовсе стали в общественном мнении лузерами.

Сейчас, когда украинские военные начали заниматься своим прямым делом, отношение в народе к военной форме изменилось. Но и тут все не так просто, и нередко эта форма вызывает больше вопросов, чем ответов. В первую очередь это касается участников добровольческих формирований. Ведь, во‑первых, в отличие от советских времен, когда военная форма была единообразной, а цвет петлиц и эмблемы на них четко говорили о принадлежности к определенному роду войск, сегодня вид человека в камуфляже дает окружающим простор для фантазии. Особенно если это доброволец, который мог самостоятельно купить или получить от волонтеров, к примеру, форму US Forces или бундесвера.

Во‑вторых, униформа не всегда оправданна. Вспомним, как некоторые участники Майдана уже после бегства Януковича и призывов новой власти снять балаклавы продолжали одеваться так, как будто готовились к очередной схватке. Кого­то из гражданского населения это откровенно раздражало и даже пугало — тем более что балаклавы давали их обладателям анонимность, которой пользовались и самозванцы. Собственно, доступность полевой формы и мода на камуфляж множит скорее сомнения — кто перед нами: герой­доброволец или «боец диванной сотни»? Наспех экипированный срочник, военный журналист или волонтер, постоянно посещающий восточный регион?

Кстати, любовь украинцев к многообразию шевронов, нашивок да и «именным» названиям добровольческих батальонов можно объяснить не только революционным романтизмом, но и менталитетом украинцев, в котором отложились годы вольницы после 1917‑го, когда по Украине гуляли десятки, а то и сотни отрядов, подчинявшихся только своему батьке­атаману и одевавшихся по своему усмотрению.

И все же мировая история дает нам только одну парадигму успешного развития молодых государств, при которой революционная энергия масс преобразуется в созидающую силу. И тогда кто­то снимает камуфляж, чтобы вернуться к станку или компьютеру, а кто­то, чтобы охранять мирный труд своих соотечественников, меняет «камуфляжный разнобой» на военную форму единого образца. Иного, как говорится, не дано.

Сomments.ua

Читайте срочные новости в Telegram