Речь дедушки на похоронах бойца стала известна не только на всю Украину, но и за ее пределами, пишет Цензор.НЕТ.

С Иваном Аникиевичем и его дочерью, мамой Вани, Галиной Ивановной мы общаемся на их даче. В комнате ветерана висит большой портрет внука и множество фотографий с ним, начиная от детских, заканчивая теми, где Ваня в форме. Над кроватью - коллаж из черно-белых фото, на них – молодой дедушка в разные периоды своей службы.

"Это ты прямо из Киева ехала ко мне в Запорожье?", - громко и воодушевленно восклицает Иван Аникиевич.- "Ну, садись, садись, поговорим…".

Я родился в Днепропетровской области. Но вышло так, что служил 27 лет в России. Призвали, когда мне было 20 лет, работал тогда токарем на заводе на Хортице. Это был 38 год – отправили на восток, тогда японцы напали в районе озера Хасан ("Хасанские бои" - столкновения между Японской империей и СССР возле озера Хасан и речки Туманная, – ред.). Я был солдатом, но потом меня послали в полковую школу, год проучился, получил звание младший сержант. А начальник штаба подметил, что я отлично стреляю, - и сказал, что пошлем учить на офицера. Я пошел на шестимесячные офицерские курсы, получил младшего лейтенанта - войну встретил в этом звании. Потом досрочно получил лейтенанта, а во время войны - старлея. Когда летом 45-го мы воевали с японцами (период советско-японской войны, - ред.), – я уже был командиром 355 отдельного гвардейского батальона морской пехоты.

Служить мне было легко и все удавалось, поэтому меня повышали. Хотя образования не было – детство припало на голодовку (Голодомор 1932-1933 годов, - ред.). В 32 году я должен был идти в 6 класс, а мама говорит, что, Ваня, мы без тебя пропадем – я был старшим ребенком. Поэтому вместо школы ловил "гаврашків" (сусликов), разделывал, мать их жарила – вот так кормили семью. Доучивался я уже в вечерней школе, будучи военным.

Во время войны меня сильно ранило и контузило под Сталинградом. Еще одно ранение я получил, когда мы воевали с японцами. Их было намного больше, чем нас - и я потерял сразу двоих друзей: один татарин, а второй белорус - его прямо возле меня убило.

Наши победили под Сталинградом, потом была Курская дуга, а затем освобождали Украину. И когда Путин сказал, что мы и без Украины победили, я считаю, что это большое оскорбление для нас, ветеранов.

У меня наград за войну очень много: орден Красного Знамени, орден Красной Звезды, Богдана Хмельницкого III степени, медали за освобождение - их штук 30, наверное. Но я очень дорожу наградой послевоенного времени, почетным знаком СКВВ (Советского комитета ветеранов войны, - ред.), который получил за военно-патриотическое воспитание. Им я занялся после ранений - проводил уроки в школах, институтах, рассказывал о боях. В Украине таких знаков было только два: у одного моего друга, летчика, он давно умер, и у меня. А подписал это удостоверение герой СССР Алексей Маресьев. Еще одну награду я получил уже после смерти Вани - Порошенко вручил мне медаль за освобождение Украины, ведь хоть и был Советский Союз, тогда каждый защищал свою родину.

После 27 лет службы я вернулся в Запорожье и снова пришел работать на завод. Приехал уже с семьей. Был председателем комитета профсоюзов. А потом возглавлял отдел техники безопасности на заводе.

Моя Нина (жена) жила на Дальнем Востоке - она была из семьи переселенцев из Полтавы. Служила в военно-морском госпитале рядовым матросом, вот там мы и познакомились. Она тоже была участником боевых действий. Дети Галя и Гена, - сын уже умер, - родились на Дальнем Востоке. От сына у меня есть внучки и правнуки, но Ваня был единственным внуком. Он говорил мне, что будет старшим офицером и капитаном. И у него же был целый взвод, когда он ушел воевать.

Ваня не курил и не пил. Ему было, у кого учиться стойкости: дед военный, мама тоже была в Афганистане. И он пример с меня брал, по физподготовке особенно, но на турниках меня обгонял. Правда, многим упражнениям я Ваню успел научить. Внук уважал деда - даже двойную фамилию взял себе, сказал, что ты же Залужный, вот и я тоже буду.

Когда призвали, Ваня знал, куда шел, говорил, что войны без жертв не бывает. И до него самой большой утратой в моей жизни была смерть любимой сестренки Маши. Она умерла уже в возрасте, но трагически. А теперь самое большое горе - гибель Вани, очень страшно пережить такое. Сейчас дочь - это все для меня, и она постоянно теперь рядом.

После моего выступления на похоронах, мне писали письма со всего мира. Один ветеран написал, что я – россиянин, меня тоже звать Иван, я слышал Вашу речь и считаю - мы, ветераны, тоже виноваты, допустив, что на нашей земле вырос такой ядовитый гриб, как президент Путин. Но выгнать его сейчас трудно, так как нас стало мало, а молодежь он отравил так, что на них почти нет надежды.

А я, когда хоронили Ваню, говорил, что рядовых россиян не виню, но к ним пришел диктатор. И он со своим окружением несут огромную вину перед нами.

А представителям обладминистрации Запорожья, ОБСЕ, мэру города и многим другим я сказал "Нужно, чтоб каждый - от солдата и генерала до самых высоких чинов - был уверен, что мы победим - так и мы верили в Победу, когда воевали с немцами".

С мамой Вани мы долго разговаривали на летней террасе, здесь, по ее словам, теперь очень часто собираются все друзья сына вместе с семьями.

"Такой истории, как у нас просто нет – и сейчас, в связи с гибелью Вани, к папе очень много внимания. На похоронах он сказал, что я буду первый выступать. И как начал говорить…. никто не ожидал такой речи. Потом в интернете встречалось даже такое, что, мол, дедушка подставной.

В этом году будет 14 лет как умерла мама, 11 - как брат и 4 года как Вани нет. А папе месяц назад мы поставили кардиостимулятор. Я очень тяжело пережила смерть сына, и сейчас отца или Бог, или Ваня, но кто-то держит на этом свете, для того, чтоб я научилась с этим жить. Моя бабушка говорила, что самый большой грех – наложить на себя руки. Поэтому я всех успокаивала, что не сделаю этого. Я очень сильный человек. И всегда была очень самостоятельной - всего в жизни добилась сама.

После школы я уехала учиться сначала в Винницу, а потом на Дальний Восток. После уехала в Свердловск, затем вернулась в Запорожье, работала сначала инженером, затем старшим инженером и так дошло до начальника отдела в УКС горисполкома (Управление капитального строительства запорожского горисполкома). А в 85-м я поехала в Афганистан, занималась там обустройством советских спецчастей, но через 2,7 года вернулась домой. Ваня обо мне говорил так: "У моей мамы всегда есть деньги, но она очень тяжело их зарабатывает".

Мы с сыном были очень близки, я без него никуда не ходила – брала везде с собой, но я действительно очень много работала. Всегда тащила домой документацию. Иной раз он попросит, что мама, полежи со мной, а я думаю, что полежу – засну, а у меня работы гора.

Ваня у меня был очень послушным мальчиком. Он от второго брака, а после первого у меня родился мертвый ребенок. Но с Ваниным папой мы тоже разошлись, и какое-то время жили с сыном вдвоем. Позже у меня был гражданский муж, Николай, уже 9 лет как его не стало, но вплоть до его смерти – у нас была идеальная семья. Николай очень много дал Ванечке. Помню, как Коля сказал сыну: "Ваня, я очень давно люблю твою маму и прошу у тебя ее руки!" - А сын ответил: "Хорошо, но с испытательным сроком".

Ваня был очень педантичным, он уважал работу других. Я его учила, что любая работа важна и ее можно делать качественно или некачественно. А аккуратность у сына от моего отца. Папа, как военный, форму гладил сам, с вечера обувь начищал. И Ванечка с маленьких ставил табуреточку посреди коридора, и, как дедушка, говорил: "Мама, дай суконочку", - чтоб почистить туфли.

Папа всех к спорту приобщал – он же мастер спорта по стрельбе, - а Ваню особенно. Отец очень выдержанный и внука все время учил выдержке. Какое-то время он жил с моим братом, но после его смерти, я папу забрала, и последних несколько лет он жил с Ваней – они очень плотно общались. Мы часто ужинали все вместе, куда-то ездили на выходные. Но они с дедом просто "срослись" и очень друг друга любили. Сын - единственный человек, кого папа слушал. Что Ваня говорил – для отца было законом. И потеря внука для него была самым огромным ударом изо всех, которые довелось пережить.

Я - строитель, и Ваня тоже закончил строительный вуз – это было его желание. Ему нравилось это дело. Пошел на военную кафедру, и мы так с дедушкой радовались, что он сам принял это решение. Получил младшего лейтенанта, а уже лейтенанта ему присвоили посмертно. После военной кафедры он был артиллеристом, но, когда призвали, его взяли во внутренние войска. В 2014 году у него на 7 июня была назначена свадьба, даже ресторан был заказан, но Ваня сказал: "В стране война – какая свадьба?"

Мыслей откупить его от службы у нас и близко не могло быть, дед даже говорил кому-то, кто спрашивал про это, что мы дезертира не воспитывали. Ване сразу дали взвод. Занимались они в части 3033 (Запорожская бригада охраны общественного порядка. Южное ОТО НГУ). Там зам по боевой подготовке организовал дополнительные занятия для тех, кто хотел. Ваня тоже туда пошел. Он купил себе всю экипировку, но заботился и о ребятах – сразу дал клич в интернете о помощи для взвода.

Ваня очень проникся ситуацией на востоке. Говорил мне: "Мама, у меня образцовый взвод, я им не даю продохнуть – мы все время чем-то заняты". В зону АТО им предлагали добровольно ехать - и он поехал. Ванин сослуживец, Андрей, который с ним был в секрете, когда сына ранило, говорил, что я до сих пор не могу понять, как такой молодой парень смог заслужить большой авторитет среди остальных. Его любили, слушались и уважали.

Ваня был очень добродушным - никого не обижал, и у него были верные друзья с самого детства. Он все делал размеренно, но как-то директор школы сказала, что Ваня не медлительный, а основательный. Так оно и было. Я когда-то боялась, что он себя не сможет защитить, а получается, что он стал командиром, защитником других. Он почувствовал и ответственность, и возможность проявить себя как мужчина. Рассказывал мне, что, мама, у меня все получается, а я ему говорила: "Ваня, ты же мой сын - и я никогда в тебе не сомневалась!"

В зону АТО они выехали 27 июля, под Амвросиевку. Когда сын попал на фронт, сказал мне так: "Не смотри телевизор – не верь никому". Но мы-то понимали, что там происходит, и Ваня тоже очень хорошо понимал. Как потом рассказали его боевые друзья, он говорил им, что в плен никогда не пойдет, на этот случай у него есть свой маленький секрет - граната.

Ваня позвонил накануне гибели вечером, сказал, что идет в дозор, а потом спросил, ходила ли я в церковь, я ответила, что да. Тогда попросил: "Пойди еще". В последней эсэмэске, которую я от него получила, он написал: "Я вас всех очень люблю".

10 августа – день строителя. Ночью нас разбудил Ванин кот, Васька. Он никогда не приходил посреди ночи, а тут мяукал без умолку. Это было где-то в полвторого, уже позже мы вычислили, что это был момент, когда Ваню ранили. Отец тогда тоже мучился от бессонницы - и мы вдвоем просидели где-то до 4 утра. А в полвосьмого мне позвонил замкомандира части, где Ваня служил, спросил наш адрес. Разговаривая с ним, я поняла, что что-то случилось, но он просто никак не найдет слов, чтоб сказать мне об этом, тогда спросила сама: "Что произошло? Ваня погиб?"

После этой новости я не знала, что делать, кому звонить, как сказать папе? А потом к нам приехало много разных людей: и командир, и солдаты, но я была в таком состоянии, что почти ничего не помню. Разве только, что сын в гробу лежал, как живой - такой красивый-красивый.

Той ночью, когда Ваню ранило, как рассказали ребята, он был еще жив, они его перемотали. Доставили к медикам в Амвросиевку, и когда его везли в операционную, он был при памяти, ребята спрашивали: "Ваня, ну как ты?", - он им ответил: "Оставьте меня в покое". Через 20 минут вышли врачи и сказали, что ранение оказалось смертельным.

Я теперь для папы живу и говорю ему, что ты должен прожить Ванину жизнь. А что дальше – я не нашла, не придумала. Единственное, что мальчишки, друзья сына, все время кричат, что вы, Галина Ивановна, нам нужны. Они всегда к нам приезжают: и те с кем Ваня в школе учился, и институте, и те, с кем воевал. Общаясь с ними, я поняла, что все, что я хотела вложить в него – вложила. Каждый раз я узнаю от них что-то новое, каким замечательным Ваня был человеком.

Мне Бог дал прекрасного сына, я воспитала его достойно. И сейчас, что бы я ни делала, говорю себе так: а вот это бы ему не понравилось, а вот этому Ваня был бы очень рад. Ванечка когда-то часто приговаривал, что, мама, мне тебя все время не хватает. А теперь получается, что мне очень не хватает Вани.