«Когда загорались дома, пожарные не выезжали. Наша бригада возникла как добровольная пожарная дружина. Затем раненых отвозили на блокпосты. А потом лупанут разок — провода легли, вода, соответственно, отключается сразу тоже. Мы начали ремонтировать. По газу тоже так же привыкли, пробита труба — бинтуем сразу. Из автомобильных камер вырезаем полосы, с трактора особенно хорошо идут, жесткие выходят». Жители села Павлополь, которое долгое время пребывало в серой зоне, самоорганизовались и сумели самостоятельно наладить поставки электроэнергии и газа через линию фронта.
Наше не прожитое и не проговоренное минувшее прошло, еще немецкое, оккупация и советские книги «про партизан» не дают никаких представлений о повседневных жизненных практиках выживания во время войны. О жизни в лагере «Один день Ивана Денисовича» написан, а вот о повседневном выживании в условиях войны подобного ничего нет. А оно, это выживание-жизнь, есть: люди ежедневно готовят еду, водят (чаще возят) детей в школу и пытаются так же что-то ежедневно заработать. Война — это не яркий подвиг и быстрый бой, война — это монотонная, ежедневная, не слишком хорошо оплачиваемая работа, которая связана с особой опасностью.
Павлополь
Село Павлополь под Мариуполем — уникальный и красноречивый пример такой жизни. Пример, к которому надо присматриваться и изучать.
Весь 2014-й и 2015-й годы войны Павлополь провел между линиями блокпостов, в «чистой» серой зоне, куда наведывались патрули с обеих сторон и куда легально завезти ничего нельзя. Не работали магазины, школа, детский сад, в 2014 году взорвали мост, арестовали и вывезли в Донецк фельдшера — прекратил работу медпункт. В село не ездили ни пожарные, ни скорая помощь. При повреждении линий электропередач и газоснабжения сюда не спешили ремонтные бригады. А война не жалела ни газовые трубы, ни столбы с проводами.
Но село жило. Павлополь — один из пригородов Мариуполя, соответственно, большинство жителей каждый день как-то добиралась через линии блокпостов на работу в «Азовмаш»и металлургические комбинаты города.
До войны часть народа работала на месте — в Павлополе есть знаменитое водохранилище. Там есть рыбный участок, где с конца 80-х годов прошлого века действовала программа по выращиванию для Азовского моря мальков белуги и осетра. Их выпускали в Азовское море. Маток, при согласованном прекращении огня с обеих сторон, из «серой зоны» вывезли в Херсонскую область. До этого женщины их кормили подпольно, возили в автобусе через украинские блокпосты мешки с тюлькой, пряча под юбками.
«В 2014-м плохо все было совсем, — рассказывает ТЕКСТАМ житель Павлополя Александр Дяденчук. — Случалось, что умерших в простынях хоронили, потому что где гроб взять? Магазин не работал, воды питьевой нет — в скважине у нас вода техническая, на нужды. Вот из реки брали воду и кипятили, а преимущественно 7 километров пешком ходили через блокпост до ближайшего автобуса. И то, там установили нормы — не более двух буханок хлеба, бензин для генератора запрещали даже в бутылке нести. А старые бабки соседские не пойдут же сами, как им хлеба принести?»
Александр Ефимович Дяденчук — человек для Павлополя особый. Александра и его бригаду электриков мы «ловили» больше месяца. Когда в Павлополе стало совсем плохо, жители организовались и создали собственный отряд ремонтников-волонтеров. Александр, с его 40-летним стажем электрика, стал важнейшим членом этого отряда.
«Когда вспыхивали дома, пожарные не выезжали — объясняет сельский председатель Павлополя Сергей Шапкин. — Так что сначала наша бригада как добровольная пожарная дружина возникла. Затем раненых отвозили на блокпосты. А потом лупанут разок — провода легли, вода, соответственно, отключается сразу тоже. Даже ночью сразу выходим, начинаем смотреть, что можно сделать. По газу тоже так же привыкли, пробита труба — бинтуем сразу. Чем? Из камер вырезаем полосы, с трактора особенно хорошо идут, жесткие выходят».
Итак, Павлополь два года провел в серой зоне, затем два года — как ближний тыл батальона морской пехоты или другой армейской части, которая там воевала. Военные здесь менялись по ротации, жители оставались на месте. Школа и детсад в Павлополе прежнему не работают, но магазины уже есть.
Сейчас детей возят автобусы в Талаковку — там ближайший сад и школа. Автобусов здесь два. Они идут от Павлополя на Пищевик, Талаковку, Сартану и до Дворца культуры «Искра» в Мариуполе — всего за 16 гривен с пассажира.
Но главное, что все эти годы, несмотря на обстрелы, в селе сохраняется электричество, идущее со стороны Мариуполя. Есть газ, который идет со стороны оккупированного Новоазовска. И в трубах вода, которая идет с территории за украинским «нулевыми» блокпостами. За контрольным пунктом въезда и выезда (КПВВ) в поселке Пищевик крестьяне поставили на скважину насос (его дал селу Красный Крест), провели питание от чудом уцелевшего трансформатора. Теперь сторож пруда, который когда-то был зарыбленным, специальной «кошкой» на веревке «чистит розтяжечки» вокруг насоса, если неизвестные в камуфляже минируют окрестности.
Опыт выживания Павлополя на российском газе, украинском электричестве и гуманитарной помощи со всего мира изучает ОБСЕ. Село посещал специальный представитель председателя ОБСЕ по Украине Мартин Сайдик, здесь побывали практически все послы европейских государств, которые доехали до юга Донецкой области.
Наша поездка к «ремонтной бригаде Павлополя» — тоже отдельная история. С 21 февраля сельские дядьки нанялись поработать на ОБСЕ: вдоль линии фронта миссия устанавливает наблюдательные вышки с инфракрасными камерами. Работали мужики на окраине села Бердянское. Это прямо под линией фронта, добраться туда не так-то легко.
Помог сельский голова Павлополя Сергей Шапкин. До Талаковки мы добрались сами, потом пересели в «жигули» сельского головы.
Доехали не без приключений. В Талаковке находится последний блокпост перед КВПП в Пищевике, именно там люди перебираются на другую сторону линии соприкосновения. Метров через 30 за блокпостом в Талаковке нас задержал патруль полиции.
Полицейские знали, чего они хотят под блок-постом. По этой дороге обычно едут «донецкие». Они часто априори чувствуют себя виноватыми перед людьми в форме, спешат скорее проскочить к своим будущим долгим очередям. Бывает, зимой забывают включить фары (а это требование ПДД). И у них часто нет украинской «автогражданки».
На них как раз и охотятся полицейские. Не только здесь. Мы спешили, и я не довел длинную неторопливую беседу к «логическому завершению». Показал журналистское удостоверение, и ко мне сразу потеряли интерес — не «клиент»!
Но вернемся к нашим электрикам. Талаковка — достаточно мирное село, которое, однако, находится в досягаемости российской артиллерии и в котором обычно размещаются тыловые службы очередного батальона, что держит оборону под Водяным или Широкино. Села далее — Лебединское, Бердянское — уже под заметным влиянием войны. В селе Широкино жителей не осталось, а в Водяном чуть больше десятка в восьми домах.
В селе вдоль дороги на огородах — разбитые теплицы. «Видишь, люди на теплицах специализировались, овощи в Мариуполь продавали, маслозавод был, сады яблоневые за селом при поддержке правительства засадили, — рассказывает Сергей Шапкин. — Пришла война — и все остановилось ...»
Молодой яблоневый сад мы тоже видели. Осенью деревья кто-то аккуратно подрезал. Люди еще борются и живут надеждой на будущие урожаи. Рядом с садом стоит плакат, который призывает не съезжать на заминированную обочину.
— Я худеть не могу с гантелями, я этого не понимаю, я понимаю — на огород выйти возле своего дома, поработать, — со вздохом объясняет Сергей Шапкин. — Но с 2015 года больше времени с семьей проводим в Мариуполе. Это после того, как спикер АТО Лысенко сообщил на всю страну, что меня двадцать чеченцев-кадыровцев захватили и увезли. Но меня не похищали. Мы жили среди блокпостов. Обидеть мог каждый, а спасти — никто. Я подумал о семье, дочерях, и перевез всех в квартиру в Мариуполе.
Фельдшера из Павлополя тогда же вывезли в «МГБ ДНР». Вышел он из заключения через три года, 27 декабря 2017 года, в рамках последнего обмена пленными, и в селе еще не появлялся.
Между тем Сергей Шапкин продолжает показывать памятные места.
— У нас здесь фермер Грицай был, он как раз в этих краях погиб, — кивает сельский голова на дорогу. — Знакомого встретил, подвез, а сам до дома не доехал. Он в Казацком жил, думал проскочить через Широкино, оно тогда непонятно чье было, туда-сюда переходило. Так его и нашли — за рулем и единственная пуля в спине. Кто стрелял, не знаю, снайпер или кто-то просто так лупанул ... Один выстрел — и человека нет.
Я не удерживаюсь и задаю вопрос, который давно меня мучил:
— Какое чувство от того, что вы просто себе живете, а к вам в гости то наблюдатели ОБСЕ, то сотрудники международных благотворительных организаций, то журналисты приезжают — и все в касках и бронежилетах?
— Сначала очень раздражало. Я лично агрессивно настроен ко всем, к любым военным тоже, бросался на людей в форме на всех блокпостах, хотя с этой, хоть с той стороны. Пока мне молодой парень спокойно так сказал: «Напрасно вы так! У меня вот в кармане десять патронов, вы меня достанете, я вам их брошу в багажник — и получите 7 лет. Лучше спокойно покажите все и езжайте себе дальше!». Ну я подумал и успокоился. В свое время и на гаишников бросался, мол, на каком основании, а теперь засунул свое «я» в одно место ...
Ну а потом понял, что ОБСЕ-шники — люди очень полезные. Фактически, они на нас работают, помогают, дают ремонтировать, договариваются. У меня, например, с американцем, главой офиса в Мариуполе, хорошие отношения были. В гости приезжал, угощали его. Вот здесь за балочкой Широкино, его там и ранило. Потерял слух на одно ухо после контузии, сейчас в киевском офисе работает.
Бердянское
— В Бердянском власти нет, оно к Широкинскому совету относилось, а его теперь не существует, — объясняет Шапкин. — Я неоднократно обращался к губернатору: «Давайте восстановим Широкинский сельский совет. Широкино нет, но есть же Бердянское! Но у них свои, мне непонятные расклады.
Бердянское — довоенный рай на земле. Синее небо, что сливается с морем, пологий выход к морю, множество добротных домов, некоторые похожи на замки.
По проверенной саперами дорожке, вдоль которой павлопильские мужики восстанавливают пару километров линии электропередач, что будет питать очередную вышку наблюдения ОБСЕ, раскинулся целый городок. Десяток элитных домов со своим отдельным бассейном обнесены забором. Местами полуразбитые, местами еще сохранили неповрежденные обстрелами крыши. Явственно слышится близкая автоматная стрельба. «Эта зона более безопасная, хотя недавно минометы „восьмидесятые“ трижды хлопнули», — говорит мужчина с бейджем ОБСЕ на шее.
Справа под автоматный стрекот в море идет катер. «Рыбаки в море ушли, рискуют, но жить как-то надо», — говорит рядом Шапкин.
Человек с бейджем ОБСЕ — Александр Семенович Каден. Он директор строительно-монтажного управления. «Я и до войны был директором, в Луганске. А потом перерегистрировали СМУ в Херсоне и начали сотрудничество с ОБСЕ. Начали два года назад в Станице Луганской — и пошло», — рассказывает Александр.
На ближайшем столбе висит на «кошках» пожилой электрик, двое других работают снизу. На выстрелы внимания никто не обращает.
Александр Дяденчук неспешно спускается со столба.
— Много людей в вашей группе? — спрашиваю.
— Обычно до 8 человек, но в критических ситуациях, когда газ приходилось латать, бывало, и до 20 мужиков получалось.
— А сами где зарабатываете?
— Я сорок лет в «Азовмаше» работаю, электриком. Но с 2014 года зарплату там ни разу не получал. Дадут, бывает, 200-300 гривен — и все.
— А помните первую работу бригады?
— Конечно, помню! Провода чинили, в балке, летом 2014 года. Первое крещение наше было! Столб положило в балке, а там болото, поставить его трудно. Мы же между блокпостов, а связи в селе уже нет — и люди, чтобы позвонить, залезали на деревья, на сараи, на крыши. Вот человек звонил с крыши и смотрел, видимо, не в ту сторону. Ну и там видят — наводчик! И хлобысь из танка! В дом, к счастью, не попали. Ну и мы столб и провода ладили с молодыми ребятами. Я электриком еще при колхозе работал, учил всех.
— А как ремонтировали, допуски какие-то получали?
— Сами все делали. В интернете только инструкцию загрузили по газораспределительной установке, там ничего сложного нет, кстати. Самое сложное было в 2015 году: в день по четыре, по пять раз выезжали на линии. Зато наше село постоянно со светом, водой и газом было! Все удивлялись.
Спасибо «Красному кресту» — выделил нам оборудование: кошки, пояса, спецодежду, кабель подбросили. Мы обращались в РЭС Мариуполя, просили хотя бы провода и изоляторы. Ничего нам никто не дал.
А так я с первого дня с военными на передовой, они обращаются за помощью по электрике — никогда не отказывал.
По-разному было, вышки мобильной связи даже восстанавливали — не столько вышки, сколько электропитание.
К разговору присоединяется еще один серьезный мужик. Я уже знаю, что зовут его Вадим Бурлаков.
«По-всякому бывает. Бывает, мины не сняты, веревочку возьмешь и идешь, след в след. Я, как дважды дед, впереди, а кто отец-кормилец — то сзади идет!
Государству мы не нужны — это „неравнодушные“ люди помогают. Волонтеры вот изолированный провод привезли, расходные материалы. Галина Однорог — есть такая в Мариуполе, у нее, оказывается, предки из наших мест. Вот кабель подбросила.»
В работе на ОБСЕ для мужчин Павлополе есть огромный смысл. К каждой вышке на небольшие, но постоянные деньги прикрепляется смотритель. Работы в прифронтовых селах нет. Здесь выживание — не подвиг, а повседневная работа. Как у тех же рыбаков, что, проходя кучу проверок у военных, все равно добиваются разрешений на промысел прямо у линии фронта. Война войной, а детям каждый день нужно есть.
«Это же не что-то пустое, это работа. Без героизма! Ты так и напиши!» — объясняет мне Шапкин.
У того же Александра Дяденчука — внуки, которых надо на маршрутке возить в садик в Талаковке, а доходов с глухо застывшего «Азовмаша» ждать не приходится. Его Сергей Шапкин и сватает на должность смотрителя вышек. Технически все допуски у него есть, он электрик со стажем.
В последний визит первого заместителя председателя специальной мониторинговой миссии ОБСЕ Александра Хуга с ним договорились, что в ближайшее время две вышки наблюдения поставят вблизи Павлополь.
— Будет работа нашим мужикам, — радуется Сергей Шапкин. — Их опыт здесь пригодится, они у нас при любых условиях на столбы лазают.«
Работу и помощь здесь собирают по зернышку, любую. Мечтают о восстановлении рыбного участка на водохранилище, позже, «после введения миротворцев». Там, кроме белуги и осетра, был и блестер (по первым слогам слов белуга и стерлядь — гибрид двух видов рыб), сазан, карп ...
Системно сотрудничает Павлополь и с международными благотворительными организациями.
— Им же важно иметь возможность к кому-то обратиться, получить ответ по электронной почте, отчет верный, обойтись без конфликтов при распределении помощи, — объясняет мне сельский голова Павлополя. — С кем они в Бердянском говорить будут? Как человека найдут, как определят, кто в чем нуждается? Нам же и Красный Крест помогает, гранты на развитие сельского хозяйства они дают вместе с Продовольственным фондом ООН. 26 февраля в Мариуполе вот тоже будем с донорами встречаться, хотим организовать «совещательную службу» — как во Львове, как в Донецке в свое время была.
«Христианская служба спасения» нам хорошо помогла — они брикеты топливные возят. Понимаешь, ты каждый день реагируешь — вчера звонят и предлагают памперсы для лежачих, занимаешься, отбираешь людей. Другие (как раз ХСП) звонят — нужно срочно информацию о необходимом людям размере одежды. Третьи: «Планируем на март индеек, утят».
А ведь такое скандальное дело, как их распределить! Жребий людям тянуть? Нам говорят, что помогут 40-ка хозяйствам, а их у нас 225, и все на индюков запишутся. Ну и возьми, раздели между ними! И каждый раз вот такая задача на логику: найти разумный алгоритм, объяснить каждому человеку, почему соседу досталось на этот раз, а тебе нет.
У нас Красный крест по малым грантам деньги на покупку птицы людям уже выделял, сейчас вторым этапом будут давать людям мини-инкубаторы. Датский совет по делам беженцев гранты выделял, люди мотоблоки принимали огороды пахать, скот. Вот наш Вадим Бурлаков по одному такому гранту трех бычков получил. Норвежский совет по делам беженцев готов поддержать проект, связанный с водохранилищем. Голландцев каких-то на следующей неделе для переговоров привезут ...
— Можешь сказать, что необходимо Павлополю сейчас больше всего?
— Работа и тишина. Все, что нужно ...
Источник: ТЕКСТИ
Напомним, Переговоры в Париже: Сибига и Умеров раскрыли детали диалога с "коалицией желающих".
Ранее Вести-ua.net писали, Дневник мигранта. Как журналист в Польшу на заработки ездил.
Также Вести-ua.net сообщали, Изменение тактики на юге: противник штурмует большим подразделением.
Почему вы можете доверять vesti-ua.net →