Если бы мне кто‑то сказал: хорошо, можешь прямо сейчас изменить пять вещей, которые тебе не нравятся в Украине больше всего, я сразу спросил бы — почему только пять? Это несправедливо. И когда меня поставили бы перед выбором: мол, имей совесть, сказали пять, значит, пять, я ответил бы: “Это немного напоминает предвыборные программы: все и так знают, что ты пообещаешь, знают, что выполнять ничего не будешь, но всем по‑прежнему нравится читать эти кратко сформулированные вещи, которые всех бесят”. Ведь что главное в жизни? Найти единомышленников. Тех, кто ненавидит те же вещи, что и ты.
На самом деле я бы хорошо подумал, прежде чем составлять такой список. По той простой причине, что он действительно короткий, а у меня слишком много претензий к миру, слишком долго и безрезультатно я выясняю с ним отношения. Что мне больше всего не нравится в стране, где я живу? Даже не знаю, с чего начать.
Хотя почему не знаю? Прекрасно знаю. Во-первых, я изменил бы дороги. Все. До последней сельской грунтовки. Потому что дороги в нашей стране унижают само понятие дорожного движения. Состояние украинских дорог свидетельствует о недостаточной сердечности граждан, которые ими пользуются. Всюду проложил бы новые дороги, а вспоминать старые (даже устно, даже в качестве плохого примера) запретил бы отдельным постановлением.
Во-вторых, таксисты. Провел бы жесткую люстрацию без права садиться за руль в ближайшие несколько десятилетий. Даже больше — запретил бы находиться в автомобиле и в качестве пассажира. Без всяких компромиссов и исключений. За все слезы, пот и нервы, причиненные ими, за весь сумбур, который часто приходится выслушивать, за все запаски в багажниках и рассказы о российских пенсиях. И если закон о люстрации не собрал бы необходимое количество голосов в небесной канцелярии, я бы с удовольствием инициировал флешмоб. Уверен, его поддержали бы многие сограждане. Включая наиболее совестливых таксистов.
Что еще? Конечно, климат. Я понимаю причины общего недовольства и вечной подозрительности украинцев. Жить полгода в дождях, а следующие полгода под жгучим солнцем означает вести напряженную борьбу за душевное равновесие и внутреннее спокойствие. Жить в дождях, с разбитыми дорогами и шизоидными таксистами означает иметь небывалый запас веры, надежды и любви. Если эти запасы не такие уж неисчерпаемые, обязательно появляются внутренние сомнения и конфликты. Чтобы не провоцировать их, лучше просто изменить климат. Радикально. Скажем, добавить солнечных дней. И субтропиков на юге. А на востоке, по государственной границе, добавить какой‑нибудь глубокий водоем. Например, море. И чтобы никакого транспортного сообщения в пределах акватории. Живи в свое удовольствие, наслаждайся солнцем и тропиками, занимайся серфингом на восточном побережье безбрежного украинского океана.
Впрочем, допускаю, что и этого недостаточно. Думаю, ни нормальные дороги, ни солнечные ванны не способны окончательно избавить нас от нашего скепсиса, паникерства и апатии.
Вместе с климатом и службами такси, бесспорно, нужно поменять сам характер. Скажем, оставить нашу певучесть, но добавить рациональности. Сохранить душевность (не духовность, нет-нет), но подбросить ответственности. А еще жизнерадостности, легкости и самоиронии. Совсем чуть‑чуть, много не нужно. Вместе с певучестью то, что останется, даст удивительные результаты.
Ну и все, наверное. О коррупции, злоупотреблении властью и коллаборантстве писать не буду. Это же и так понятно — в стране с нормальными дорогами и человеческим климатом коллаборационизма в принципе быть не может. Если вы со мной не согласны, значит, просто не знаете, что такое человеческий климат.
Ага, и еще одно, последнее. Я изменил бы общественную функцию поэта. Официально запретил бы поэтам комментировать смену курса валют, тенденции на нефтяном рынке и проблемы военно-промышленного комплекса. Запретил бы говорить о мировой закулисье и давать советы продюсерам, священникам и агрономам. В общем, сделал бы так, чтобы поэты публично высказывались исключительно рифмой. Нет рифмы к слову дефолт — лучше промолчи. Так, по крайней мере, будет честно. Начал бы, ясное дело, с себя.